We'd never be apart

- Мадонна

Твое лицо обращено к падающему снегу - как будто он теплее моего общества. Возможно, так и есть, потому что давно прошли те дни, когда ты открыто демонстрировал свое внимание. Теперь твой взгляд не задерживается на моем лице, он останавливается на моих руках или в пространстве за плечами. Все равно твоим мыслям не так легко переключиться на другой предмет, и ты этого даже не скрываешь. Ты смотришь на снег, но думаешь обо мне. Мы много раз делили тишину на двоих, и я прекрасно знаю стук твоей трубки на зубах и то, как твои полуприкрытые глаза вглядываются в замерзший пруд и не видят его.

Я уверен, что около открытой настежь двери ужасно холодно. Почти полчаса ты сидишь там, прислонившись к деревянному косяку спиной, в ватном зимним хаори, накинутом на плечи. Со своего места я чувствую сквозняк. В Ко Каку Рю очень остроумная отопительная система, да еще и горячая жаровня стоит на полу. Зимний воздух, текущий сквозь пальцы создает интересный контраст.

«Жалко…» - говоришь ты, и это первые твои слова за час или даже больше, - «К утру все растает. Всегда здесь так».

«Но от этого не менее красиво?» - спрашиваю я, зная ответ, которого ты не дашь. Дым поднимается завитками из трубки и смешивается с твоим дыханием в кучевое облачко. Запах табака маслянистый, глубокий и знакомый. Мне нравится этот запах, нравится, как он пропитывает твою одежду, волосы и складки постельного белья, но лично я предпочитаю сигареты. В этом мы не похожи.

«Насколько останешься?» - интересуешься ты, протягивая руку, чтобы вытряхнуть трубку за перила крыльца.

«Не знаю» - отвечаю я. На твое возмущение приятно смотреть. Ты любишь, чтобы все было аккуратно, правильно и заранее оговорено. Поэтому ты хороший делец. «Еще на неделю или две. Может быть, до весны. По обстоятельствам». Обдумываешь мои слова, вертишь трубку в руках и, наконец, убираешь ее в рукав. Дверь тихонько гремит когда ты толкаешь ее, стряхиваешь тяжелое хаори и поднимаешься на ноги.

«Не слишком холодно для прогулок?» - конечно, сам я так не считаю, мне воздух кажется бодрящим. Но я знаю, как ты любишь комфорт.

«Хочу проветриться». - Кончиками пальцев закрываешь за собой дверь.

Я прислушиваюсь к тому, как стучат по крыльцу твои гэта. Думаю, снег не настолько глубок, чтобы достать до приподнятых подошв твоих сандалий. Твои шаги дважды ударяют по дереву и исчезают в безмолвии морозной ночи. Я прикидываю, остаться ли здесь до твоего возвращения. Все-таки это твоя комната, моя дальше по коридору. Остаться - соблюсти нейтралитет. Последовать за тобой - продемонстрировать свою уязвимость, показать, что ты нужен мне, но уже стоя на снегу, я думаю, что сам ты открылся гораздо больше, чем я.

Укрытый снегом сад Ко Каку Рю непривычно тих. Бамбуковый фонтан замерз и не слышно его журчания на камнях. Струйки дождя, стекавшие с крыши, превратились в сосульки с бронзовой сердцевиной, дорожка - в белую тропинку твоих следов. Ты недалеко ушел, и нет необходимости окликать, чтобы объявить о своем появлении.

«Холодает» - говорю я и взвешиваю твои волосы в руках. Просчитанное движение: ты оттолкнул бы любое другое мое прикосновение, но это - твоя слабость, и оборона прорвана, а ворота открываются. «Как красиво. Снежинки падают на них и становятся похожими на лепестки…» Ты тихо вздыхаешь сквозь зубы и в этом вздохе признание поражения. Ты стоишь ко мне спиной, поэтому не видно, как твои губы вытягиваются в линию, а брови сходятся у переносицы. Мне не надо видеть, я и так это знаю. Волосы густые, их даже больше, чем можно захватить в одну пригоршню, и я вдыхаю твой запах с холодных прядей. Это заставляет тебя замереть. «Тебе ведь нравится? Когда я дотрагиваюсь до них?» Сизый лоскуток, стягивающий волосы, не справляется со своей задачей и слетает в снег со звуком, похожим на последний вздох.

«Поступай как знаешь» - говоришь ты коротко, и это конец поединка. Каждый раз ты сопротивляешься все сильнее, но не больше, чем необходимо для соблюдений приличий. Ты мог бы со мной сразиться, я уверен, у тебя бы прекрасно получилось. Ты даже мог бы меня ранить. Но ты ни разу этого не сделал, и дыхание твое перехватывает скорее от удивления, чем от гнева. Очень любезно с твоей стороны - удивляться. Ты же знаешь, что мне лучше, чем твоим девушкам известно, как затянут твой оби и как его развязывать. Но, возможно, это только от неожиданного прикосновения холода к коже.

«Мураки…» - единственное предупреждение, все, что ты успеваешь сказать, прежде чем опуститься на снег под моим весом.

Иногда, вот как сейчас, я думаю о том, каково было бы убить тебя. Волосы великолепной черной волной стелятся по белому снегу, темно-серый и черный цвета твоего зимнего кимоно, как раскрывшая свои секреты счищенная кожура. Я отчетливо представляю себе алые брызги крови, и насколько долго они останутся жидкими на холоде, крошечные красные бусины, рассыпанные по твоим волосам, застывшие бисером в твоих ресницах и очаровательной впадинке на шее. Как они будут зимними ягодами таять на языке. Она была бы прекрасной, эта жуткая неподвижность, но в движении ты нравишься мне больше. Так сохраняется элемент непредсказуемости.

Ты так долго оставался рядом со мной, рискуя многим и не имея возможности что-либо получить. Ты меня не боишься. Хотя я и не скажу этого, чтобы не остаться непонятым, ты мне дорог. А я не ломаю дорогие вещи.

Ты шепчешь: «Слишком холодно…», но твое лицо склоняется. Кимоно распахнуто, рукава разметались. Ты похож на темную бархатную бабочку: хрупкое тело дрожит в слишком суровое для него время года, крылья прилипли к мокрому снегу. Так я тебе и говорю, и в ответ в твоих глазах вспыхивает борьба. Ярость берет верх, хотя я уверен, что ты смыслишь в поэзии и не забудешь моих слов.

На твоем рукаве узор из темных голых ветвей и журавлиных теней на фоне серебристой луны. Это символ долгой жизни, но ветви похожи на вены, а луна - на холодную жемчужину, пойманную в шелк твоей одежды. «Бабочки… Знаешь, если держать их за крылья, они умирают…». Мои пальцы следуют очертаниям деревьев и касаются руки, все еще продетой в рукав. Твои пальцы уже холодные, в нетерпении они охватывают мои. Оби все еще у меня в руке, и я связываю тканью запястья.

«Мураки…» - снова говоришь ты сквозь зубы. Ты всегда так протестуешь, будто не хочешь.

«Я не дам им замерзнуть» - убеждаю я, касаясь губами изгиба твоего бледного плеча. Связанные руки опускаются, отведенные за голову, рукава скользят по снегу. Ты никогда не стеснялся, во всяком случае, не стеснялся своего тела. Слишком рано ты узнал, в чем состоят обязанности твоего дома и твоего клана. Но есть что-то трогательное в том, как твои ноги непроизвольно поджимаются - совсем не похоже на притворную скромность работающих на тебя женщин. Хотя, возможно, это от холода. Представляю, как тепло укрывать твое выгибающееся навстречу тело собственным.

Ты не привык шуметь, хотя нет необходимости соблюдать тишину в месте вроде этого. Но все же не можешь не зашипеть, когда я рассыпаю снег по твоей груди, и от прикосновения к коже он превращается в капли дождя. Я знаю, почему вдруг подтягивается кожа, делая твои соски под моими ладонями твердыми, как камешки. Обыкновенная непроизвольная реакция. Раздражение нервных окончаний. И все равно, на это приятно смотреть, и приятно чувствовать вкус маленькой частички тебя, скрывающейся у меня во рту. Она согревается, но не теряет твердости под моим языком, все более жадным и настойчивым по мере того, как учащается твое дыхание.

Я рисую снегом на твоей коже, смотрю на его бриллиантовое мерцание на дрожащих ребрах, слушаю, как ты стонешь, когда он тает и стекает блестящими льдистыми струйками вдоль контуров тела, огибая гладкие мышцы, которыми ты так гордишься. Они должны казаться кончиками холодных пальцев, эти капли, собирающиеся в пупке, отыскивающие узкие тайные местечки, маленькие морозные поцелуи - пока твоя кожа их не согрела. Интересно, кажется ли это тебе насилием? Вторжение ищущих струек талой воды? Но ты дрожишь еще сильнее, когда за ними следуют мои губы, выцеловывают, наслаждаются смешанным вкусом твоей соленой кожи и зимнего снега.

Ты знаешь меня даже лучше, чем я позволяю сам себе, и твои связанные запястья прижаты к губам, а зубы сжаты на ткани пояса в ожидании. Я помню, что самодисциплина была первым твоим качеством, которое я заметил еще много лет назад. Не думал, что та же сила будет сдерживать твои крики снежной ночью в Киото, когда ты будешь лежать обнаженным под звездами. Я вообще тогда не думал о подобных вещах.

Снег прекрасен. Слишком мягкий, чтобы слипаться, он ложится мне на руки как пух. Холод может обжигать, и ты дрожишь, но в тебе пылает огонь, который не так-то просто потушить. Должно быть, ты знаешь, о чем я думаю, потому что твое тело напрягается сильнее, но ты не останавливаешь меня и не пытаешься избежать прикосновения моих пальцев или холодного дыхания воздуха, которое чувствуешь вот здесь, в потаенной темноте, когда я раздвигаю твои ноги. Цветок, который еще не знал зимы. Снег в моих руках плачет от близости тепла, кристаллики льда превращаются в воду в дюйме от кожи. Но некоторые остаются, чтобы прикоснуться к тебе, разгадать твои загадки, таять и струиться внутри тебя. Они холоднее моих пальцев.

Зажатый в зубах шелк не может сдержать твоего стона полностью. Ты все более нетерпелив и не продержишься долго в моей игре. Когда вступают в игру мои губы, твое дыхание сбивается и звуки, которые ты издаешь, пока я веду тебя к концу, совсем не похожи на протест. Удивительное свойство человеческого тела - даже лежа на снегу, ты горяч, как летним днем. Лед снова скользит по тебе, в тебя. Интересно, каково это - чувствовать контраст холодных пальцев и горячего языка? В небесах недостаточно снега, чтобы потушить огонь в тебе, задыхающемся, жадном и жарком под моими замерзшими пальцами.

«Хватит!» - говоришь ты, сжимаясь. Маленькие облачка дыхания парят в хрустальном воздухе - «Заканчивай уже с этим, Мураки!»

Мы старые друзья, и я знаю, что не стоит испытывать твое терпение. Ты приподнимаешься на снегу, чтобы дать мне войти, и из твоего горла вылетает тихий всхлип, как будто котенок мяукнул от боли. Ты мечешься, связанный, крылья бабочки сломались и намокли, а твой жар стал желанным убежищем. Я еще не зашел настолько далеко, чтобы не чувствовать холода. Не так уж много времени проходит, и ты вскидываешь голову, и льдинки сыплются звездами с твоих волос.

Это не кровь, жемчужно сияя, разливается по снегу и твоему обнаженному телу. Но какое-то время ты неподвижен, поэтому разница невелика. Сейчас ты чертыхнешься, сядешь, протянешь руки, чтобы я их развязал, и обругаешь идиотскую идею занятий любовью в снегу, более подходящую для поэзии, нежели для реальности. Мы вернемся домой, в привычный мир, и закурим, и ты велишь принести горячего саке. Мы будем говорить о других вещах. Но сейчас мы лежим, замерзшие, и над нами чистое небо.

Снег прекратился.

Интересно, какую пустоту ты носишь в себе, что она заставляет просить заполнить ее такого, как я?

Мне не заморозить тебя до сердцевины. Но как бы тепло не было с тобой, я снова заледенею, как только уйду.

~owari~